sestra_nita

Эх, опять меня потянуло на воспоминания о юности, которая вроде бы была вчера, а, оказывается, уже прошло 30 лет. Сейчас спою про косметику и тряпочки, и то, как мы выкручивались со всем этим году этак в 1976…
Ну, или в 1978… Короче говоря, в период с 1975 по 1979 – как раз тогда, когда я, абсолютно домашний непуганый ребенок, вырвалась из-под строгой родительской опеки. Школа моя была напротив дома, музыкальная – двумя шагами дальше, а вот музыкальное училище, куда я в 75-м поступила – почти через весь город ехать. Для меня это было равносильно ежедневному полету в другой город и практически другой мир.

Опущу тут байки про собственно учебу, хотя как-нибудь надо будет написать – уж больно интересной учеба была и так много ярких персонажей было вокруг. Но я сейчас про девичье, про советский гламур.

Только два слова о моем доме. Очень строго воспитывавшая меня мама (девушка должна быть скромной, никакой косметики, твои поступки будут красить тебя лучше, чем губная помада, помни, какого мы рода) – и веселый, вовсю баловавший меня папа, привозивший из всех командировок маме – духи и наряды, а мне – книги, ноты и ткани «на приданое». В общем, я имела слабейшее представление о макияже (тем более, мама пользовалась исключительно нежной губной помадой и духами, да и не нужно ей было ничего остального: она красавицей была и в свои почти 60 лет – это описываемое мною время), очень чуткий нос (поскольку своими духами мама мне разрешала умеренно пользоваться, да, даже если бы и не разрешала, я бы все равно их раскопала и перепробовала) и любопытство ко всяким дамским штучкам размером с Монблан. Ну, запретный же плод…

Совершенно не помню, что тогда можно было купить в магазинах из косметики. Судя по всему – не очень много, бо папа вез нам с мамой из всех командировок шампуни, кремы какие-то, дефицит дефицитыч того времени – деодоранты какие-то немецкие, венгерские и болгарские, по-моему. И еще мама иногда ездила в Москву к подруге, и там они в магазине «Ванда» покупали какое-то безумно вкусно пахнущее мыло, краску для волос (обычно мама пользовалась отечественной «Гаммой», но из «Ванды» привозила что-то покруче) и шампуни опять же. Помадой мама пользовалась всегда одной – птифур мой, название абсолютно не помню, но московская, вполне возможно, Новозарешная, такого благородного цвета «сомон» (по-человечески говоря, такая усталая бледная лососина с благородной легкой перламутринкой).

Длинную толстую до попы косу я остригла в последнее лето детства, сразу после поступления в училище. Причем без ведома мамы, и, чтобы как-то ее к этому подготовить, явилась домой в платочке до бровей. Очень хорошо помню, что мне тогда мама сказала. Коса жива до сих пор в спецшкатулке – просто не верится, что эта длинная солидная змея – часть меня.

Вот с чем у меня не было никогда проблем – так это с оправами. Поскольку очочки я носила с 4 лет, папа, смирившись с тем, что у его обожаемой доченьки по жизни будет четыре глаза, глазки эти искусственные мне постоянно обновлял. Так что выглядела я не как Катя Пушкарева, а совсем даже наоборот – мне очень шли такие «лисьи» оправы с вытянутыми углами, и было их у меня немеряно всех цветов радуги и даже какие-то диковинные, немецкие, с камушками в углах.

Вот такой чистоумытой, со свежеостриженными косками, в ацетатном платьице с фигаро, на первых в моей жизни взрослых босоножках на пробковой платформе, умащенной капелькой тех самых, бабушкиных Jicky – я и выглянула во взрослую жизнь. Как бы во взрослую, потому что однокурсницы мои были точно такими же домашними девочками из хороших семей (преимущественно музыкальных).

Тут-то мы и оторвались. Занятия-занятиями, музыка-музыкой, но оч. хотелось разукраситься, сотворить с собой что-нибудь такое, сменить одежки и т.п.

Вот, к примеру, маникюр. Ногтей длинных не было ни у кого – какие когти, когда инструмент. Отрывались по полной только на летних каникулах, когда практически никто к инструменту не подходил. Меня, к примеру, на летние каникулы всегда отправляли к маминой младшей сестре в Лазаревское. Солнце выбеливало мои волосья, море делало когти крепчайшими и длиннющими. У меня не хватало сил обкорнать их перед занятиями, и два года подряд эту экзекуцию надо мной проводила ужасно строгая Ирина Николаевна, моя пианистка. Во-первых, она била меня карандашом по пальцам, когда я, подгибая ногти в кулак, ставила руки на клавиши (ага, я думала, что она не заметит), потом доставала какие-то огромные ножницы, чуть ли не для стрижки овец, и просто открамсывала мои прекрасные, длинные когтищи. Потом мне приходилось привычно срубать их на нет, чуть ли не до мяса. И так опять до следующих каникул.

Лак для ногтей был дефицитом. Конечно, если бы папа напрягся, он мог бы мне луну с неба снять, но только не всякие ненужные ребенку мазилки. Иногда мы с моей подружкой Танькой ходили в Дом быта на Комаровке делать маникюр и там нам красили ногти из неопознанных бутылечков беличьими кисточками. Ужасно быстро смывался этот лак. А в моде был коричневый – и лак, и помада, и тени.

Тогда мы, юные химики, стали сами себе лак делать. Чрезвычайно просто, ну гениально просто. Берется ацетон, берется папина дивная тонкая пластмассовая расческа приятного шоколадного цвета, ломается на кусочки и кидается в банку с ацетоном. Когда растворяется, сопя, намазываешь эту субстанцию на ногти. Все. Приятный матовый блеск, дивный шоколадный цвет, крепость нечеловеческая. А можно еще и разнообразить палитру цветов. Стержни для шариковых ручек режутся на кусочки – и в ацетон. да хоть зеленый лак, да хоть фифалетовый!

Самой снять этот лак было проблематично, долго носить его было опасно – и не потому, что ногти на фиг уйдут, а потому, что мама заметит и сделает больно. После долгой носки лак начинал чуть-чуть отслаиваться, как пленка (которой, собственно, он и был), ацетон его особо не брал, поэтому приходилось вооружаться иголкой или скальпелем (Танька приспособила для этих целей рейсфедер почему-то – рейсфедер, главный инструмент в ее подобии косметички: брови выщипывать, ресницы прореживать – у Таньки ресницы росли чуть ли не в три ряда…) Но все равно ногти после этих прополочных работ выглядели ужасно и мы, кое-как уничтожив следы преступления плелись все в тот же Дом быта на маникюр. Помню, маникюрша увидела мои желтого цвета ноги и ужаснулась – «Деточка, что это?» А я ей так гордо – «Да папа французский лак подарил, вот после него что-то ногти и пожелтели». Она же нам после очередного прихода «после французского лака» и посоветовала завязывать с химическими опытами на ногтях, бо через пару лет вопрос отпадет сам собой. Чрезвычайно ей за это благодарна. Тем более, что Танька своей матери таки раскололась, кто ее научил гадостью ногти мазать, и мама моя мне… Ну неважно.

Тени опять же. Однокурсницы мои, кто из Гродно, были самыми популярными деушками, потому что в Гродно можно было все у поляков купить. Как сейчас помню эти маленькие кругленькие пластмассовые баночки с тенями одного цвета. Я цены очень плохо помню, но вот на тени отчего-то запомнила – полтора рубля за маленькую кругленькую, размером чуть поболе пятака (любые цвета, кроме вожделенного коричневого). Моднейшие коричневые тени – по три. Стипендия у нас была 34 рубля, у меня, такой умной и талантливой (кряхтя, взбираюсь на табуретку) – повышенная, в общем, ленинская степуха у меня была аж 37 рублей 50 копеек. Тени – кроме коричневых – наносились щедро от ресниц практически до бровей, наносились, естественно, пальцем. Коричневыми слегка над ресницами и тонкая линия уводилась к уху. Потрясающей красоты получалась деушка. Тушью я не пользовалась, потому что моментально начинали течь глаза, и становилась приятным таким клоуном с черными разводами под очками. Но деушки наши пользовались вовсю.

О ритуале окраски ресниц надо сказать особо. Наша главная красавица на курсе – Нора – проделывала это в классических традициях с утра, на первой же паре, спрятавшись за нашими спинами. У нее была такая огромная бархатная косметичка. Нет. КОСМЕТИЧКА. Так вернее, потому что была она размером практически с сумку. Там было столько сокровищ! Во-первых, кисточки: покойный папа норин был художником, и она потихоньку обрубила все его ценные беличьи и колонковые кисти до нужного размера и рисовала ими лицо. Во-вторых, рейсфедеры разных размеров (не пойму, пинцетов в то время, что ли не было?). Коробочка с зубочистками и иголками для прореживания ресниц. Карандашики для глаз (один ценный огрызок настоящего карандаша для макияжа), остальные – обычные черные карандаши для рисования, но для особой мягкости замоченные в уксусе). Несколько помад, которые измазывались до пластмассового донышка. Для того, чтобы и микрона не пропало, в практически пустых тюбиках были вставлены обломки спичек. Пудра какого-то жуткого бежевого цвета с жутким же запахом и куском ваты вместо пуховки. Коробка с рассыпчатой пудрой приятного элегантного перламутрово-лебяжьего цвета. Польские тени. Драгоценные коричневые были дополнительно завернуты в бумажку. Мелкие частые расчесочки для бровей и ресниц. Ну и сама тушь – ленинградская махровая в черной картонной коробочке. Польская в красно-черной-пластмассовой коробочке с ужасной щеточкой внутри, которой и краситься невозможно, и выбросить жалко. И самая драгоценная французская Луи-Филипп, в синем тюбике с потрясающей круглой щеточкой, которая даже микроскопические ресницы сделает мохнатыми шмелями. Помню, мне папа откуда-то привез ланкомовский набор – пудру в кремово-черной коробочке с золотой розой и тушь, черный тюбик с золотой розой. Я этот подарок поносила в сумке, похвасталась однокурсницам – да и подарила Норе на День парижской коммуны. Ооо…как она была счастлива!

Духи. Мамины советскими я не особо пользовалась – все эти Ландыши, Гиацинты, Северное сияние, Красная Москва, Красный мак, Пиковая дама, Малахитовая шкатулка…что еще… В общем, они мне казались тяжелыми, хотя, любопытства ради, я с ними экспериментировала, мазала на разные части рук, обнюхивала, пыталась смешать. Все было не то. Драгоценная капля Jicky была действительно драгоценной и ни в какое сравнение ни с чем другим не шла. Я себе собственные духи изобрела – польскую ванильную эссенцию для выпечки. Бутылочка была дивной – такой маленький стеклянный кувшинчик. И чудесный запах. Были еще и другие эссенции – апельсиновая, миндальная, коричная – но на моей коже они быстро прогоркали, что ли, а вот ванильная пахла тонко, деликатно, мягко. А потом мы с Танькой открыли духи «Торжество» (я, когда их недавно вспоминала, думала тоже – новозарешные, но в Парфпсихушке более памятливые товарищи поправили – Николаевской фабрики). Я бы сейчас не знаю, что отдала, чтобы их найти и обонять. Как сейчас помню – такой дивный, терпкий, смолистый, шипровый, масляный запах. Словами описать не могу, могу только глаза закатить. Стоили они, по-моему, рубля четыре, и как-то я, нарвавшись на них в Гумме (они быстро исчезали тогда с прилавков), купила на всю стипендию. Бутылек был таким небольшим, плоским, невзрачным, а коробочка вроде бы белая с какими-то золотыми, по-моему, полосками. Самое интересное, ни одного пустого бутылечка у меня не осталось! Практически все мамины духи сохранились (что нераспечатанное, что пустое) – а ни одной бутылочки того старого «Торжества» я не сохранила, дурища.

Еще папа из Египта маме привозил парфюмерные масла. Помню такие интересные длинные ларцы из дерева и кожи, а внутри перегородки с маленькими флакончиками, и в маленьких чехольчиках – такие как бы стеклянные иглы, чтобы масло наносить. Слабо помню их запахи, потому что сразу они мне показались слишком душными и тяжелыми. Мама тоже как-то особо не впечатлилась, чем немного обидела папу, который их купил по какой-то, прямо скажем, немаленькой цене. Флакончики мама раздаривала своим подругам, помню, долгое время в ларце оставались еще два флакона. Один пах тяжело и тревожно бордовой бархатной розой, а у другого был запах церкви. Я себе локти-то сейчас кусаю неимоверно, потому что понимаю – в том, «церковном» был ладан, который бы сейчас так лег на мою кожу… Куда они делись, куда?? Ларец я потом – ну говорю же, дурища была – обменяла у какой-то подружки на какую-то сущую ерунду, босоножки, что ли, очередные.

Пункт у меня был в далекой юности: обувь, и босоножки, в частности. Тогда только входила в моду платформа, такая, гигантских размеров. Очень модными были босоножки на сплошной пробковой платформе, с завязочками или лентами вокруг лодыжки. В «Ивушке» на чеки после Египта папа мне купил пару именно таких: нежно-голубой замши, на пробке, с атласными голубыми лентами вокруг щиколотки и икры.

Но про обувь и тряпочки Шахразада продолжит чуть позже…клиенты пришли, дезигн требуют…